Линдс равнодушно взял из рук специалиста успокоительное и, не думая и даже не чувствуя обещанного неприятного вкуса, осушил пузырёк в два глотка и выронил его на траву. Собственные движения ощущались словно через недостаточный наркоз или тяжёлое одеяло, а мира вокруг не существовало. Секунду назад ему было немного не по себе, когда исчез спутник, но вот Мэтт на месте, можно разглядеть его лицо - значит, можно перестать беспокоиться и продолжить утопать в отчаянии и крокодильих слезах, да?
Нельзя. Ничего нельзя. Умри уже, бессмысленное животное, раз считаешь это хорошим решением дилеммы.
- Ты пытаешься мне помочь, - Линдс констатировал факт, пытаясь хоть как-то отрефлексировать происходящее. - А я тебе вру. И успел предать один раз. Ещё до нашего знакомства.
Рефлексия получалась, скажем это корректно, не очень. Пришлось взять ещё одну паузу просто на то, чтобы прекратить рыдать - благо, попытка прекращения оказалась в разы успешнее всего остального, что с ним происходило за всю жизнь. Наверное, начало действовать успокоительное. Линдс понятия не имел, из чего сделано то, что он выпил, но теперь распознал отчётливый привкус спирта и какую-то характерно лекарственную горечь. Парацетамол?.. нет, он по-другому горький, и со спиртом его нельзя, и Мэтт линфеец, логичнее, что у него будут какие-то натурпродукты в аптечке...
Продышавшись и вытерев лицо рукавом, Линдс всё-таки решил через силу, что больше так не может. Если он сознается в своем прошлом, то, скорее всего, навсегда лишится доверия хорошего человека. Если не сознается - хороший человек может оказаться в неловкой ситуации, и степень её неловкости будет варьировать от "один непонятно где с невменяемым непонятно кем" до "один непонятно где с непонятно чьим телом на руках". Потому что Линдс очень чётко сейчас ощущал, что, в конечном счёте, если сейчас не скажет ничего существенного, не выпустит свою тайну наружу, то она просто забьёт ему лёгкие и они разорвутся изнутри. Неважно, что так в принципе не бывает: с ним и так постоянно случаются вещи, которых в принципе не бывает. Одной меньше, одной больше. Какая разница.
Оставалось только надеяться, что Мэтт, как и обещал, дослушает до конца.
- Ты, по существу, курсант военного училища, - принялся бесцветным голосом объяснять Линдс, когда убедился, что слова не сбиваются в гортани в невнятный комок, липкий и мерзкий, мешающий дышать. - И когда ты его закончишь - тебе прямая дорога в СБ или армию. Там ты принесёшь присягу тому государству, той планете, которая будет местом твоей службы. А еще у тебя уже есть такая вещь, как гражданская обязанность. В случае, если... - пауза, вдох через силу; заставь. себя. сказать. это. - ...если ты совершишь что-то подвергающее твою планету прямой угрозе - например, передашь стороннему лицу ключ от места, в котором сосредоточена вся сила планеты - это квалифицируется с точки зрения законодательства как государственная измена, а с точки зрения этики как предательство. Я был подведён под присягу в семь тыщ семнадцатом году, и, - опять пауза; вдох-выдох; сквозь зубы. - и тогда занял должность системного администратора ядра Зенита. На тот момент у меня была только медицинская карта, распечатка которой, наверное, была бы толщиной с энциклопедию; я, в общем, всегда был больной, просто в этот момент это стало иметь значение для всей истории в целом. Это была боль без надежды, умереть я мог в любой момент, и очень этого боялся. В прошлом году, в конце осени, кажется, окончательно дошёл до ручки... это не для того, чтобы ты меня пожалел - просто... для контекста.
А ещё тогда умерла мама. Но оправдываться её именем и прикрываться ее смертью я не буду. Это не нужно для контекста.
Наверное, это странно, но, рассказывая, Линдс как будто освобождался. Дышать становилось легче и ощущение реальности возвращалось. В реальности, скорее всего, не ждало ничего хорошего, но, наверное, он будет в состоянии это пережить?
Наверное. А может быть, и не будет. Но реальность всё-таки лучше дереализации; примерно всё, что угодно, лучше дереализации.
В лицо Мэтту Линдс старательно не смотрел, зная, что ничего, кроме осуждения, там не увидит. Ну, может быть, ещё отвращение.
- Тогда я сделал последнюю попытку найти помощь - и нашёл, - наверное, он даже пытался улыбнуться: чувствовал, как нервно дёргается уголок рта. Руки сами по себе искали на траве оброненный пузырёк. - Проблему решили радикально: выдали мне тело, вот то, которое сейчас с тобой разговаривает. Ценой такого переноса данных были ээээ метаданные: от биометрии и документов на собственность до характерных речевых оборотов. Рут-пароля от меня формально не требовали, как и других объектов государственной тайны, но, имея биометрию, сменить его не так сложно, как кажется. Я об этом знал, имел возможность отказаться. Не сделал этого.
Теперь Линдс решился всё-таки поднять глаза. Ему стало легче против ожиданий, но дело было не только и не столько в том, что он вдруг осмелел. Просто следовало встретить то, что он с матожиданием 100% минус погрешность сейчас встретит, не пряча лица. В конце концов - сам виноват, так что - принимай последствия.
- Собственно, я и не Линда никакая. То есть, по документам - Линда, на вид тоже вроде бы Линда, а по факту мне кажется уместной следующая конструкция: я _нихрена_ не Линда. Остальное - правда. И то, что я тебе по электронке писал, и то, что мне тридцать шесть, и... и я не знаю, как логически увязать это с происходящим. Я не знаю, на что меня стриггерило и почему настолько безобразно. Я не знаю, почему ты вообще меня слушаешь. Я не знаю.